Промаршировал мимо трона. Отчего Великий князь Константин Павлович всю жизнь отмахивался от власти?
Великий князь Константин Павлович (1779-1831), второй сын Павла I и Марии Федоровны, считался до самой смерти старшего брата Александра Павловича наследником русского престола. Но императором так и не стал, чему причиной – несносный характер самого непредсказуемого представителя династии Романовых. Лучшее свидетельство тому – скандальная и грустная история его брака с принцессой Юлианной-Генриеттой-Ульрике Саксен-Кобург-Заальфельдской.
В конце XVIII века Германия, разделенная на множество мелких владений, была своеобразной “ярмаркой невест” – бедных, непритязательных, но с богатой родословной. Предпочтение немкам отдавалось еще и потому, что они не возражали против перехода в православие, охотно принимая это обязательное для русского двора условие.
Императрица Екатерина, вознамерившись женить 16-летнего внука Константина, не церемонилась с приглашенными в Петербург “кандидатками”: к осени 1795 года императорский двор просмотрел и “отсеял” одиннадцать принцесс. Последними в списке значились три дочери наследного принца Саксен-Заальфельд-Кобургского. Среди них – 14-летняя принцесса Юлианна, принадлежавшая древней и знаменитой германской династии.
Вечером 6 октября 1795 года, проделав трехнедельный утомительный путь по осеннему бездорожью, германские принцессы прибыли в Петербург. Когда измученные дорогой гостьи подъехали к Зимнему дворцу, императрица и ее свита прильнули к окнам. Старшая из принцесс быстро выскочила у дворцового подъезда из экипажа на лестницу. Вторая хотела сделать то же, но, оступившись, упала. Самая младшая вышла из экипажа неторопливо, взошла на лестницу спокойно и с достоинством.
Екатерина, которой это чрезвычайно понравилось, сказала окружающим: “Она, последняя!”
На другой день немецкие гостьи были официально представлены императрице на концерте в Эрмитаже. “Любопытство было столь велико, что придворные задолго до прихода гостей столпились у дверей, в которые должны были войти принцессы. Наконец те прибыли, и замешательство, которое испытала бедная герцогиня, очутившись при самом большом и блестящем из европейских дворов, сделало еще менее благородным ее и без того мало изящный вид”.
Впоследствии, будучи уже в разводе с Константином, Юлианна не раз вспоминала этот первый выход в петербургский свет. Наряды принцесс и их матери оказались настолько бедны по сравнению с костюмами русских модниц, что придворная знать не скрывала своего насмешливого высокомерия. Сама императрица была в русском светло-зеленом шелковом платье с длинными рукавами, в корсаже из золотой парчи, с коротким шлейфом. Сильно нарумянена, волосы низко причесаны и слегка посыпаны пудрой; головной убор унизан бриллиантами…
Немецких гостей представили Екатерине, те были заметно смущены и растеряны. Быстрее всех овладела собой младшая из сестер – Юлианна, миловидная невысокая брюнетка, которая своими непринужденными манерами понравилась Екатерине. Поприветствовав и отпустив гостей к “публике”, она оставила Юлианну возле себя, завела с ней беседу и “по крайней мере раз двадцать поцеловала”.
Всем стало ясно: невеста выбрана и имя ее – Юлианна-Генриетта Саксен-Кобургская.
На следующий день императрица вручила матери Юлианны и ее сестрам бриллиантовые звезды ордена Святой Великомученицы Екатерины в знак того, что “смотрины” закончились успешно. В тот же день она сама привела к ним великого князя Константина.
Как выглядел Константин, мы знаем из письма герцогини к мужу. На вид не менее 23 лет (на самом деле ему было тогда только 16), среднего роста. Широкое круглое лицо, курнос. Глаза большие, голубые – “в них много огня”; ресницы и брови почти совсем черные; рот небольшой, губы пунцовые; очень приятная улыбка, прекрасные зубы и свежий цвет лица. Телосложение крепкое, мускулистое, что резко отличает его от всех придворных кавалеров.
Великий князь торопил со свадьбой. Своим друзьям и невесте он говорил, что хочет жениться поскорее, поскольку в качестве свадебного подарка ему обещан Мраморный дворец. Торопливость жениха не вызывала радости у Юлианны, которая делала всё новые открытия в будущем супруге. “Бедная молодая принцесса вовсе не казалась польщенной предстоящей ей участью. Едва сделавшись невестой великого князя Константина, она подверглась его грубостям и в то же время нежностям, которые одинаково были оскорбительны”4.
Константин унаследовал от отца его худшие черты – крайнюю несдержанность, неприкрытую грубость, склонность к жестокости. Со своей невестой он начинал общаться с раннего утра. В 6 часов, в полутьме хмурого утра, когда солнце еще не успело взойти над Петербургом, а в окнах дворца завывал ненавистный ледяной ветер, Константин являлся к Юлианне завтракать. Как правило, приносил барабан, трубы, заставляя ее играть на клавесине военные марши. Аккомпанировал ей на своих инструментах, распевал солдатские песни, громко отдавая сам себе строевые команды. Это было, пожалуй, единственным выражением внимания с его стороны к будущей супруге.
За несколько дней до венчания Юлианна приняла православную веру. 2 февраля 1796 г. ее крестили и нарекли Анной Феодоровной. После чего молодых обручили и назначили свадьбу. 15 февраля 1796 года, взяв за руки жениха с невестой, Екатерина сама подвела их к венчальному месту…
После торжественного бала праздничный поезд с новобрачными направился в Мраморный дворец. Молодые ехали с родителями Константина в парадной карете, запряженной восьмеркой лошадей. Их сопровождал почетный конвой лейб-гусар с зажженными факелами. Весь город, Петропавловская и Адмиралтейская крепости были иллюминированы. Одним словом, торжества были царские. Царскими были и подарки, количество и стоимость которых поражают:
“2 февраля Великому Князю Константину Павловичу пожалован перстень из одного бриллианта ценой в 24.000 р. Великой Княжне Анне Фёдоровне в тот же день подарен перстень в 20.000 р.”. Кроме того, в день обручения жених подарил ей “букет с бриллиантами и изумрудами в 19.000 р.”, а в день миропомазания (принятия православия) – “шесть колосьев бриллиантовых в 11.326 р. 37 к., две астры бриллиантовых в 8.282 р. и бант бриллиантовый в 15.000 р.”.
Как говорится, не дом – полная чаша. Не хватало в нем единственного. Любви.
Как и многие браки, заключенные по расчету, супружество Анны Федоровны с Константином началось со взаимных обид. Скромная 14-летняя девочка из маленького немецкого городка и 16-летний великий князь, обожавший муштровать своих солдат и много позволявший себе в отношениях с придворной знатью, были слишком разными.
“Причины первоначальных размолвок молодой четы доискаться трудно; без сомнения, однако, что первым виновником супружеских несогласий был муж, вспыльчивость и крутой характер которого могли причинить много горя Великой княгине”5. Внешне всё, казалось бы, складывалось прекрасно: небогатая немецкая принцесса получила место в блистательном петербургском обществе и богатство, Константин – столь желанный им Мраморный дворец и полную свободу действий. Однако супруги жили в постоянных ссорах, и это было широко известно.
Отсутствие женского опыта у молодой супруги, ее холодность к нелюбимому и пугавшему своей грубостью мужчине вызывали разочарование и недовольство. Не случайно, видимо, через неделю после свадьбы любимым развлечением Константина стала стрельба из пушек, заряженных живыми крысами, в манеже подаренного ему Мраморного дворца. Не найдя с женой желанной близости, он быстро охладел к ней и стал рассматривать супругу как неизбежное дополнение к своему великокняжескому титулу.
Несдержанный с лицами, зависящими от него, с теми, кто слабее, необузданный Константин был в душе очень робок. Боялся тех, в ком видел силу характера и самостоятельность. Любил, прежде всего, себя и все те радости, которые ему предоставляло его положение. После женитьбы он не стал серьезнее. Не случайно старший брат – великий князь Александр Павлович писал их общему воспитателю, швейцарцу Лагарпу:
“Я очень счастлив с женой и с невесткой, но что касается до мужа сей последней, то он меня часто огорчает; он горяч более, чем когда-либо, весьма своеволен и часто прихоти его не согласуются с разумом”.
Еще жестче оценки императрицы. В письме Екатерины воспитателю великих князей генерал-адъютанту Н.И. Салтыкову 29 августа 1796 года (через полгода после свадьбы) она с горечью констатирует: “Я хотела сегодня говорить с моим сыном и рассказать ему всё дурное поведение Константина Павловича, дабы всем родом сделать общее дело противу вертопраха и его унять. Мне известно бесчинное, бесчестное и непристойное поведение его в доме генерал-прокурора, где он не оставлял ни мужчину, ни женщину без позорного ругательства, даже обнаружил и к вам неблагодарность, понося вас и жену вашу, что столь нагло и постыдно и бессовестно им произнесено было, что не токмо многие из наших, но даже и шведы без соблазна, содрогания и омерзения слышать не могли. Сверх того, он со всякою подлостью везде, даже и по улицам, обращается с такою непристойной фамильярностью, что я того и смотрю, что его где не есть прибьют к стыду и крайней неприятности. Я не понимаю, откуда в нем вселился таковой подлый sancullotisme, пред всеми унижающий”.
Постепенно молодые привыкали жить каждый своей жизнью. Константин муштровал солдат, сентиментальная Юлианна поглощала модные тогда французские любовные романы. Многочисленные балы, маскарады, спектакли, званые обеды и ужины закружили юную Анну Федоровну и на какое-то время заменили ей любовь.
По свидетельству современников, Анна Федоровна была по-женски неопытна, доверчива и крайне романтична. Не обладая сильным характером, она в душе осталась той Юлианной, которая провела свое детство в небольшом саксонском городке в узком кругу милых ее сердцу людей. Ей нелегко было привыкнуть к новому окружению. Вера в то, что нашептывали придворные льстецы, лишь осложняла ее и без того невеселую жизнь при дворе.
Между тем она заметно повзрослела и похорошела, превратившись из угловатой девочки-подростка в интересную стройную женщину с изящной фигурой и большими черными глазами. Впрочем, французская художница Виже-Лебрен, работавшая в это время при екатерининском дворе, утверждает, что “Великая княгиня Анна Федоровна была по-своему красива, но в ней не было изюминки, той искорки, которая способна воспламенить мужчину. Это было, пожалуй, ее главным женским недостатком”.
Детские мечты принцессы о сказочном русском царевиче развеялись. Личная жизнь не складывалась ни в браке, ни вне его. Подруг или доверенных лиц не было. Сырой климат Петербурга она возненавидела. А тут еще и при дворе после смерти императрицы произошли большие перемены. С приходом к власти императора Павла I “в чертогах северной Семирамиды” воцарился дух армейской казармы. В комнатах учреждены были караулы; бряцание оружия, топанье ногами и крик “вон” носились эхом по залам Зимнего дворца9.
В любое время дня и ночи Константин мог привести на половину жены офицеров вверенного ему полка. Выпивка и танцы под звуки рояля придавали этой армейской компании фамильярную непринужденность, которую Анна Федоровна переносила с большим трудом. Муж подчеркнуто демонстрировал юной жене своей пренебрежение, предпочитал проводить свободное время в обществе актрис…
Она получила самый грустный опыт, который может дать мужчина женщине. Опыт унижения. Но лишь в 1801 году, после убийства императора Павла, у Анны Федоровны появилась возможность осуществить свое намерение и расстаться с Константином. Получив известие о тяжелой болезни матери, она испросила разрешение императора Александра I навестить ее. Не возражал и Константин Павлович, у которого в этот момент начался очередной любовный роман. Уехав в Кобург, Анна Федоровна больше в Россию не вернулась…
Российская императорская семья пыталась предотвратить развод, дабы избежать последующего вступления Константина в морганатический брак, не дающий прав наследования. По настоянию императора Александра в 1814 году, находясь в составе русских войск во Франции, Константин Павлович навестил свою жену, но попытка примирения не удалась. В итоге после длительных раздумий и согласований со Священным синодом император Александр I издал официальный манифест о расторжении брака, подтвержденный решением Священного синода от 20 марта 1820 года.
При этом статус Анны Федоровны нисколько не пострадал – она сохранила титул российской великой княгини.
Восемь корон, которые с детства примеряла Константину императорская семья, “просвистели мимо, обдавая румяные щеки царевича веселым ветерком”. Он не стал ни греческим, ни албанским, ни дакийским, ни шведским, ни польским, ни сербо-болгарским, ни французским государем. Ни, тем более, русским императором.
Впрочем, Константин нисколько об этом не жалел. По нынешним временам такое наплевательское отношение сановника к своей карьере кажется удивительным…
Приглашаем в наш новый паблик, где мы каждый день рассказываем интересные факты и истории из прошлого России эпохи Рюриковичей и Романовых История Российской империи
Добавить комментарий